Портрет писателя: лауреат премии «Ясная Поляна» Венко Андоновски о том, как меняется литература и читатели
Мы живем в такое время, когда все очень динамично изменяется. Насколько меняется читатель и кого вы видите своим читателем?
Понятно, что сейчас люди читают меньше, во всяком случае так происходит в Македонии, но мне кажется, что это касается, в первую очередь, лёгкой литературы. Ее заменили цифровые развлечения. А вот та литература, которая ставит вечные вопросы – о смысле жизни и так далее – ее, как читали, так и читают.
Когда издавался мой первый роман «Пуп земли», издатель был уверен, что будет достаточно 300 экземпляров, но в итоге было продано более 20 000 книг. Я не гонюсь за читателями бестселлеров, мелодрам и триллеров, но даже у них есть какая-то потребность в настоящей литературе, более качественной, пусть и более тяжелой. Они тоже задают себе вечные вопросы и я как раз люблю того читателя, который ищет на них ответы.
У Льва Толстого, в честь имения которого названа полученная вами литературная премия, был фонограф и он даже делал на него аудиозаписи, которые сохранились. А как вы относитесь к аудиокнигам?
У меня позитивное отношение к аудиокнигам, хотя в Македонии они пока не очень распространены. Такие книги берегут время. Вы можете ехать за рулем или делать что-то по дому и слушать. Но полностью обычные книги они заменить не могут. Общение с печатной книгой, когда вы спокойно сидите, переворачиваете страницы – это своего рода психотерапия.
Аудиокнига – это скорее потребление, потому что вы соприкасаетесь с ней на бегу, в спешке. И все же лучше, хотя бы, слушать книги, чем вообще жить без них. Кстати, для меня чтение и написание книг очень связаны. Это, как сообщающиеся сосуды. Когда я читаю меньше, то и пишу я тоже меньше.
Раз уж мы заговорили о технических решениях в мире литературы, я хочу спросить про ваше отношение к искусственному интеллекту, который уже тоже может создавать тексты. Вам было бы интересно повзаимодействовать с ним, взять его в соавторы?
Я – очень консервативный человек и не верю в то, что машина может творить, как человек. Разве машина способна порезать себе руку и писать кровью, как Есенин? Разве она может понять, что чувствует влюбленный? Я все-таки думаю, что все великие творения в мире созданы, когда кто-то испытывает боль и разные душевные переживания.
Когда ему кого-то или чего-то не хватает. Компьютер не может испытывать таких чувств, по крайней мере, я не слышал, чтобы один компьютер был влюблен в другой. Конечно, искусственный интеллект найдет много применений в нашей жизни, но в более практичной ее части.
Когда ваши книги переводят на другие языки, очень важно выбрать переводчика, который тоже не просто механически передаст их содержание, но почувствует то же, что и вы. Как Вы выбираете таких людей?
Хуже плохой книги может быть только плохой перевод. Мои книги переведены уже на 15 языков и все это сделано моими друзьями, которые сами захотели их перевести. Не переведенная книга, как и книга неопубликованная, не реализовала себя полностью. Это, как симфония без исполняющего ее оркестра.
К счастью, господь подарил мне прекрасных переводчиков, таких, как Ольга Панькина. Она находит очень интересные решения и прекрасно передает все нюансы на русском языке.
Для меня это счастье. Я немного понимаю русский и могу оценить ее работу. Кстати, серия «Современная билингвальная мировая литература», где также издан мой роман, совмещает тексты на русском и на македонском, так что можно читать перевод и сравнивать с оригиналом.
Насколько в нашем глобальном мире литература утрачивает свои национальные особенности, привязку к корням и родной земле автора?
На мой взгляд, глобальной может быть только наука. Не существует македонской математики, русской, английской. А вот глобальной литературы и культуры быть не может, как бы Запад ни пытается нам ее навязать. К тому же он навязывает еще и очень узкие клише. Какими мы видим в американских фильмах сербов, русских или, скажем, китайцев? Их всегда показывают, как часть криминального мира – мафия, наркотики. Точно также они сатанизируют мою родину – Балканы.
Если вы хотите стать популярным писателем на Западе, вы должны эти темы поддерживать. Мне предлагали писать такие книги, но я отказался. Я считаю, что каждая литература должна иметь свой национальный, локальный характер.
Но это не значит, что она не может поднимать вечные для всех вопросы. К сожалению, мои студенты, молодые люди, у которых порой есть талант, почему-то избегают писать о локальном. Они считают, что если действие романа будет происходить в каком-нибудь Нью-Йорке, Брюсселе или Париже это уже придаст произведению мировой, так сказать, масштаб.
Я всегда привожу им в пример Габриэля Гарсиа Маркеса. Он пишет о селе Макондо, но, говоря о нем, ставит перед собой и читателем вопросы мирового масштаба: страсть, вера, любовь, бессмертие, надреальность, чудо.
А как строится у вас работа над книгой?
Я, в сущности, пишу автобиографически – только о том, что сам пережил, о своих чувствах, том, что меня тревожит и радует. Может быть, в этом я – ограниченный писатель, но, думаю, любой писатель, прежде всего, читает свою душу.
Конечно, эти автобиографические моменты не переносятся на бумагу автоматически. Понятно, что все осмысливается, изменяется, приукрашивается. Я очень умело все маскирую, но самые близкие мои друзья порой угадывают, о чем идет речь.
А технически как вы работаете?
Я всегда сначала пишу в тетрадке, то есть это действительно рукопись. Какие-то сцены, диалоги. Только потом уже переношу в компьютер. Кстати, первый компьютер, который вообще пришел в Македонию, был в газете «Млад Борец», где я тогда работал, а до этого у нас были печатные машинки. Вот, видите результат – палец до сих пор кривой от их тугих клавиатур.
А вы сталкивались с творческим кризисом, когда не пишется – и все тут?
Конечно, например, я думал, что свой последний роман вообще никогда не закончу. В течение трех лет я работал таким образом: у меня дело то шло, то застопорилось и я брал паузы. Когда я почувствовал, что не получается совсем, я подумал, дай-ка попробую сменить жанр и написал киносценарий, который мне все сразу прояснил. Он стал точкой опоры и на его основе я за месяц сделал роман.
Предыдущие романы я, как бы, слышал внутри себя предложение за предложением и записывал, а при работе над этим, скорее, видел картины и решил идти от визуализации.
Харуки Мураками написал отдельную книгу о своей любви к бегу и том, как он помогает ему, в том числе, в творчестве. Вы пробовали искать вдохновение в спорте?
Я скорее люблю ходить и размышлять. Это мне очень помогает. А еще люблю вставать рано – в это время мое сознание кристально чистое и мне легче работать.
Многие писатели использовали в качестве допинга алкоголь. А у вас были такие опыты?
Расскажу историю. Однажды я был на каком-то торжестве и после энного количества рюмок мне пришла в голову мысль, которая показалась мне абсолютно гениальной и я тут же поспешил записать ее в блокнот.
На следующий день, когда я проснулся (и в тот раз это было совсем не рано), я решил посмотреть, какая же гениальная мысль посетила меня в измененном состоянии сознания. Сначала я с ужасом не узнал свой почерк, но, когда разобрал его, увидел фразу, которая звучала так: «поэзия — это... поэзия». После этого я понял, что пьяный ничего хорошего написать не смогу. Для творчества мне нужна ясная голова.
Вы – не только писатель, но еще и преподаватель. С каждым годом книг становится все больше и, чтобы предложить ученикам и студентам в университетах что-то новое, надо освободить их время, убрав что-то старое и классическое. Как найти этот баланс?
Преподавая в университете мировую литературу, я решаю эту проблему тем, что беру по одному представителю от каждого направления: от романтизма – один, от реализма – один, от модернизма – один, от постмодерна – один (кстати, тут я обычно выбираю еще одного лауреата Ясной Поляны – Евгения Водолазкина). Это позволяет представить и классиков, и современную литературу.м
Чтобы доказать, что лебеди белые, совсем не обязательно увидеть всех лебедей.
Если говорить о некой идеальной книжной полке, например, выбрать 10 книг, которые вас сформировали в большей степени, то какие это будут книги?
Это очень тяжелый вопрос. Это, как выбрать, какого ребенка вы больше любите. Первая книга – это Святое Писание. А дальше сложнее. Сервантес, Чехов, Толстой, Достоевский, Камю, Борхес, Петре Андреевски (это уже македонский автор), Радован Павловский (македонский поэт) и Водолазкин. Но я могу продолжать этот список бесконечно: Макс Фриш, Теннесси Уильямс...
Мы начали с вопроса про читателей и я бы, наверное, закончил тоже вопросом про них. Сегодня у писателей есть возможность в реальном времени общаться с теми, кто читает их книги. Вы вступаете в такие дискуссии в Интернете?
Однажды дочь создала мне страницу в соцсети и туда стали писать читатели. Целую неделю с утра до вечера я только и делал, что отвечал им, вместо того, чтобы писать новую книгу. А я очень хотел работать!
В итоге, я прекратил эту практику. Теперь страницу ведет моя дочь, но с некоторыми важными вопросами она приходит ко мне и я отвечаю ей устно, а она уже передает мои ответы в интернет.