«Я поняла, что есть непобедимые болельщики» — документалист Ангелина Голикова о фильме «Мы — Спартак»
Как вы пришли к идее фильма «Мы — Спартак», показав жизнь не футболистов, а болельщиков?
Мы анализировали рынок и думали, как заинтересовать зрителя. Знали, что надо к столетию клуба «Спартак» сделать проект, но мне не нравился формат документального байопика про отдельных футболистов — это очень скучно. Современных побед у клуба мало, а хронику зрители онлайн-кинотеатров плохо воспринимают, особенно когда идет конкуренция с игровыми сериалами.
Идея фильма о болельщиках пришла совместно с коллегами из Sports.ru. Нам с группой создателей очень понравилось, что в кадре будут «живые» люди, которые никогда не снимались в кино. Вообще все болельщики не публичные личности, они часто вне системы, ставят себя поперек всех правил.
Какие открытия вы сделали во время работы над этим фильмом?
Во-первых, меня удивило огромное количество фанатов-старожил. Например, Никита Симонян, которому больше 90 лет, рассказал, как со спортсменами общались советские болельщики. После игры тренер и футболисты оставались на поле и разговаривали с фанатами. Они друг другу высказывали претензии. Сейчас представить, что обычные люди приходят к спортсменам и что-то высказывают, просто невозможно. Все отделено бесконечными заборами.
Во-вторых, меня заинтересовало, как менялись правила «боления». Раньше не было зазорным, если фанаты болели за все команды: фанат «Спартака» мог пойти на матч «Торпедо» и наоборот. Была настоящая дружба. Я, кстати, сама помню, как в детстве меня папа водил на трибуну, и я задавалась вопросом: «Что мне важнее, чтобы команда победила или сама атмосфера на стадионе, ощущение общих переживаний?» Думаю, что здесь 50/50.
Есть даже исследования, что для одиноких людей формат боления полезен для здоровья и важен, потому что рядом с другими фанатами они переживают общие чувства. Если говорить про сегодняшнюю реальность, то боление может помочь людям, переехавшим в другие страны, быстрее адаптироваться там – найти на трибунах друзей, почувствовать себя на стадионе, как дома.
Это на 100 процентов так. Один из «заводящих» фанатов 1990-х рассказал, что у него не было отца, и его воспитала не улица, а движение болельщиков. Благодаря ему и другим героям кино получилось не по хронологии событий, а про людей. Например, один из фанатов, Миша, работает в детском доме, занимается с такими же одинокими детьми и водит их на футбол. Для него это больше, чем спорт.
Вы упомянули, что в советское время фанаты не враждовали. Скажите, когда все изменилось, когда на трибуны пришли драки и беспорядки?
Мне кажется, что насилие «вышло» не из болельщиков, а «пришло» в 1990-е из-за событий в стране. Людям где-то нужно было выплескивать эмоции.
То есть они придумали себе врага для выражения негативных чувств?
Да, накопилось недовольство общества и нереализованность у молодежи, которая не понимала, что делать. Оставалось, по сути, идти на футбол и «разряжаться» в драках. Тем более, если твоя команда часто проигрывает, то ты можешь «победить» до начала матча, избив фанатов соперника. Тогда твоя команда победила в твоих глазах.
Наш герой Миша подтверждает общую мысль, что сейчас другой контингент на трибунах, а драки сменились своеобразными перфомансами. Теперь на футбол приходят семьями, с женами и детьми. Кстати, они помогли убрать со стадиона ОМОН. Помню, как была с родителями на игре, с ужасом смотрела на болельщиков, которых вели колонной на стадион через коридор из черных масок, дубинок и жилетов.
Если сейчас на трибунах стало спокойнее, значит ли это, что футбольные болельщики повзрослели и молодежи меньше стало?
Ужас в том, что история «боления» умирает. Поэтому мне было важно сделать фильм «Мы — Спартак». Думаю, что популярность спала, потому что во дворе дети и подростки теперь мало играют в футбол, «коробки» пустуют. Есть ощущение, что в будущем не будет спорта в там виде, как мы к нему привыкли. Будут либо бесполые, накачанные медикаментами люди, которые будут друг с другом бороться, либо компьютерные онлайн-матчи.
Мне кажется, что проблема травли фанатов — основная.
Да, но так было всегда. Я поняла, что есть непобедимые болельщики, которым всю жизнь мешали: запрещали плакаты, шарфы, слишком ярко проявлять чувства и так далее. Была даже борьба кланов, когда военные должны были болеть за «ЦСКА», а полицейские за «Динамо». Сейчас добавилась ко всему киберреальность, которая поглотила многих.
Крупные футбольные клубы создают свои киберспортивные команды: есть ли в вашем фильме такие герои, которые болеют онлайн и офлайн?
У нас таких не было, снимали только про ходящих на стадион. Они ведь живут этим, покупают абонементы, каждый год приносят цветы к «Лужникам», вспоминая трагедию 1982 года «"Спартак" — "Харлем"». Мне хотелось живых переживаний, свидетельств реальных событий, поэтому про киберспорт ничего нет.
Почему, на ваш взгляд, именно футбол стал главным спортом и локомотивом с точки зрения боления?
Тут сложно. Наши герои говорят, и хроника подтверждает, что движение началось в 1970-е, это было развлечением для мужчин, их официальным отгулом от семейной жизни. Кстати, у нас в фильме есть история одного из первых выездов – фанаты взяли автобус «для свадьбы», а на деле поехали на выездной матч в Белоруссию.
Фильм «Мы – Спартак» только для фанатов?
Я показывала фильм обычным людям, которых не интересует футбол. Мне было интересно их привлечь к теме, ведь у «боления» большая история.
А как вы взаимодействовали с самим клубом? В теории могли ли владельцы «Спартака» запретить использовать эмблему и всю символику?
Да, конечно, но не стали. Клуб был в курсе нашего проекта, но мы делали его не по заказу, сами инвестировали. Нам было важно, чтобы никто не влиял на картину. Когда фильм был готов, мы отправили его «Спартак» и получили очень положительные отзывы.
Будут ли фильмы про другие команды?
Я очень хотела сделать большой проект к Чемпионату миру по футболу 2018 года, полностью построив его на видео самих болельщиков, может быть еще вернусь к этой идее. Фильмы о других командах я не смогу сделать — дважды одной и той же темой загореться практически невозможно!