Отец месяца Джо Де Сена: «Ironman — игрушки по сравнению с тем, когда отправляешься на вылазку с детьми»

Когда моему сыну Чарли было пять, я поставил перед ним цель — проплыть милю (в спасжилете, не переживайте). Дело происходило в Монтоке, штат Нью-Йорк, на самой восточной оконечности Лонг-Айленда. Когда Чарли проплыл где-то четверть мили, его заметила женщина на каяке метрах в ста от него и стала что есть мочи кричать: «Держись! Я плыву! Я тебя спасу!» Мне пришлось кричать в ответ: «Мэм! Все ок! Это мой сын!» Чарли проплыл свою милю и был счастлив, как, впрочем, и я.

Я не давал Чарли покоя с тех пор, как он родился, — однажды я, например, спрятал его подарок на Рождество в горах, и он сам, в своем комбинезончике, должен был до него добраться. Впрочем, все мои дети могут рассказать о себе что-то подобное.

Так, в 2018-м я взял всех четверых — Джека, ему тогда было 12, Чарли, 10, Кэтрин, 9, и 5-летнего Алекса — в Ванкувер. С нами еще был мой друг Мо, и одним свежим весенним утром мы отправились на 15-километровый трекинг в заповеднике Squamish Nation. В конце пути нас ждала ночевка в домике.

Километров через семь-восемь было первое предзнаменование — мы встретили слаженную группу с ледорубами, с альпинистскими очками. До избушки часов семь пути, сказали они. А один добавил: «Но так вы вряд ли туда доберетесь». Тревожный сигнал, согласен, но по роду своей деятельности я прекрасно знаю, что люди — и я, и мои дети в том числе — склонны недооценивать неукротимую силу человеческого духа.

Потом оказалось, что идем чуть ли не по колено в снегу. «А куртка-то твоя где?» — спросил я Алекс. Дочка лишь пожала плечами. Подул ветерок, поднялась поземка, солнце клонилось к закату. В голове прозвучал голос того альпиниста в солнцезащитных очках, словно бы это был чертик, сидевший на моем плече: «Вы вряд ли туда доберетесь».

А затем я посмотрел на Чарли. Пока остальные дети начинали понемногу скулить и скисать, он тянул за собой санки с нашим барахлом. Ни на что не жаловался, только останавливался каждые сто метров и брал в рот немного снега, чтобы не тратить зря воду.

Около двух ночи мы добрались до домика, измотанные и молчаливые. Только Мо, выросший где-то на границе Индии и Пакистана, был удивительно невозмутим. Кэтрин разбирала рюкзак: плед, вторая куртка (когда мы искали куртку Алекс, она о своей запасной даже не вспомнила, конечно), спальный мешок, снеки и — без этого не обойтись ни в одном путешествии — плюшевый медведь. Спали мы без задних ног. Спустя день, проголодавшиеся по пути домой, мы остановили машину чтобы зайти за картошкой фри. Джек уронил свою порцию на пол, и остальные — как гиены, честное слово — кинулись все подбирать и есть.

Знаю-знаю, кому-то покажется, что я странный отец и развлечения у нас с детьми странные. Но я твердо уверен: всем детям нужны такие обряды посвящения. Их польза для меня очевидна и не обсуждается: они оставляют зарубки на шкале времени и создают некую систему координат, особенно необходимую в такие странные эпохи, как сейчас. Если у детей не будет необходимости участвовать в испытаниях, которые в какой-то момент кажутся непреодолимыми, они в будущем не смогут адекватно подстраиваться под возрастающее давление со стороны окружающей их реальности.

Обычно я, конечно, стараюсь, чтобы эти «испытания» были забавными, и мы всегда, абсолютно всегда проходим через них вместе. Вы все-таки спрашиваете зачем? Процитирую «Человека на арене» Теодора Рузвельта — лучших слов я все равно не подберу. Я хочу, чтобы каждый мой ребенок был тем, кто «при лучшем исходе достигает высочайшего триумфа, а при худшем, если его постигает неудача, это, по крайней мере, неудача в великом дерзновении; и потому никогда он не будет среди тех холодных и робких душ, которым не знакомы ни победа, ни поражение».

И которым, добавлю я от себя, неизвестно, что такое есть вкуснейшую картошку прямо с пола, когда ты возвращаешься с 15-километрового хайкинга, обернувшегося ночными блужданиями по колено в снегу.