Почему в мире больше нет мужских и женских татуировок, и какие стили теперь решают?

Можно было бы с меньшей долей скепсиса относиться к результатам подобных исследований лет 20–25 назад, когда подкожные рисунки были больше экзотикой, чем повседневной нормой. Тогда и в массовой культуре татуировок-то особо не было — на ум приходят разве что Роберт Де Ниро в ремейке «Мыс страха» (где он играет персонажа Роберта Митчема, который, в свою очередь, когда-то обессмертил татуировки на пальцах в фильме «Ночь охотника») да Джордж Клуни в «От заката до рассвета». Первый персонаж — полный отморозок, второй, несмотря на отрицательное обаяние, — тоже личность малоприятная.

Так и относились по большому счету долгое время к людям с тату. Ну а потом игру перевернули технический прогресс, знаменитости, мода, глобализация. Даже такое воспетое респектабельными мужчинами с радио «Шансон» явление, как русская тюремная татуировка, уже не то, что раньше: специалисты по ней в массовом порядке появились в том числе за океанами. Условные купола теперь себе без проблем набьет и бородатый веган из коворкинга в Сан-Франциско, и малолетний щипач из фавел Рио-де-Жанейро. Недавний атрибут субкультуры стал чем-то вроде фэшн-аксессуара.

Больше всего, по данным исследования Dalia Research, — у итальянцев (48 %), куда меньше почему-то у израильтян (25%). Гендерная статистика в последние 20 лет более-менее выровнялась, и теперь, по крайней мере на Западе, татуировок у мужчин и женщин примерно поровну. Глобально рынок, в 2007 году оценивавшийся в 1,7 млрд долларов, теперь далеко перешагнул за 3 млрд, а в 2024 году, по прогнозам Market Research Future, составит 4,8 млрд. Ежегодный рост — не менее 10%. В России, по оценкам исследования, в котором участвовало более 9000 респондентов со всего мира, у 33% людей возрастом от 17 до 65 лет есть татуировки. Больше всего — в группе от 30 до 49 (45% от общей массы расписных), так что молодежным увлечением это назвать никак нельзя.

С чего началась повальная мода на татуировки во всем мире?

Журналист Алекс Прауд для британской The Telegraph пытался пару лет назад установить «нулевого пациента» нынешнего тату-бума. По одной из его версий, это Дэвид Бекхэм, набивший в расцвете своей футбольной карьеры гигантским готическим шрифтом имя старшего сына Бруклина в нижней части спины. Его, в свою очередь, на это, предположительно, надоумил Джимми Гульзар, тогдашний муж Мел Би из Spice Girls. В общем, да, как бы это ни бесило многих тату-мастеров, но именно знаменитости, а не только утонченный стиль и рисунки как произведения искусства — важнейший двигатель тату-индустрии. Так происходит и в наше время, поэтому не приходится удивляться злой реплике тату-мастера в ответ на вопрос «Что сейчас модно?». Модой вообще здесь принято пренебрегать, другое дело — кодекс и традиции...

На работу тату-мастеров влияет прогресс. Появляются светящиеся в темноте или меняющие оттенок краски — правда, рассказывают, что они порой более токсичны, чем обычные. Обновляются технологии заживления, а благодаря новым пигментам сам процесс становится безопасным для аллергиков. Чего говорить — уже лет пять существуют роботы-татуировщики.

Да, у машин четкие манипуляторы, которые никогда не будут дрожать и не ошибутся, но у робота нет фирменного стиля, он не способен на креатив, да и не складывается вокруг машин культа, не выстраиваются к ним очереди. Поэтому, чтобы узнать о том, что сейчас на острие глобальной тату-индустрии, какие проблемы и вызовы перед ней стоят, Men Today обратился к мировым светилам — лучшим мастерам из разных концов планеты.

Мики Виалетто — легенда этого мира и организатор самого престижного форума тату-мастеров London Tattoo Convention. Он начинал как татуировщик в байкерской среде четверть века назад и знает практически все о состоянии индустрии в любой точке планеты. Говоря о судьбах и будущем своего дела, он с тяжелым сердцем отмечает, что беды в его профессии — от того, что теряет свое значение свод негласных правил, «Тату-этика», которая была в ходу у элиты этого ремесла в течение века.

Вот что рассказывает Виалетто: «В прошлом было невозможно стать мастером самому, элементарно найти тату-машинку и даже иголки без знакомства с состоявшимся мастером. Да и единственный способ выучиться профессии в то время — стать чьим-то учеником. А это было непросто. Мастера тогда учили не только бить тату, но и специальным правилам, необходимым для поддержания целостности комьюнити. Вот некоторые из них:

Мики объясняет, что со временем необходимость обучаться исключительно у мастеров отпала. Теперь выучиться можно дома по урокам на YouTube, а заказать все необходимое — в интернете. Местами это привело к чудовищным результатам.

С другой стороны — и Виалетто признает это — татуировка стала настолько мейнстримной формой эстетики, что даже самые престижные музеи мира вроде MoMA в Нью-Йорке открывают двери для выставок татуировок. «Выставки бывают разные, — рассказывает Мики. — Некоторые музейные экспозиции концентрируются на новых техниках, другие посвящены тюремным татуировкам, третьи — я видел такое в Южной Африке — демонстрируют исключительно татуировки уличных банд... Удивляться нечему, сейчас почти каждая хорошая татуировка — произведение искусства».

Виалетто отмечает дуализм трендов: с одной стороны, есть тренд настоящих ценителей татуировок, который основан на неотрадиционном стиле, ар-нуво, орнаментах и так далее... И с другой стороны, есть тренды для масс, для совсем юного поколения, которое не желает вдаваться в историю и значение татуировок, но просто хочет воспроизвести своего любимого трэп-исполнителя.

«Трудно сказать, что будет новым трендом. Для масс это зависит от того, как поведут себя звезды в будущем. Для ценителей это больше связано с сильными образами. Когда я говорю сильные, я не имею в виду какие-то злые картинки, но те образы, которые ты видишь издалека и запоминаешь надолго».

Оскар Гонсалес, когда-то граффитчик, последние 8 лет работает тату-мастером в Барселоне. Он считает, что влияние национальных школ в индустрии постепенно снижается, она становится единой и глобальной. Но с другой стороны, все мастера находятся под влиянием того или иного стиля: «Посмотрите, я испанец, который очень сильно подвержен японской культуре. Все разрозненные сообщества, благодаря соцмедиа, стали глобальными. Часто связь с кем-то из другой точки планеты у тебя сильнее, чем с мастером из твоего же города».

Карлос Рохас из калифорнийского Black Anchor Collective работает в стиле реализма и утверждает, что это направление находится на самой вершине и пользуется гигантским спросом не в последнюю очередь благодаря восточноевропейским мастерам. По его мнению, жизнь тату-мастеров стала проще благодаря как новому софту, помогающему делать эскизы, так и внедрению роторных тату-машинок, которые эффективно упростили процесс татуирования. И конечно, Рохас отмечает, что профессия тату-мастера больше не является исключительно мужской: «Я считаю, что это здорово. Появилось очень много творческих девушек, которые показывают высший класс. Поэтому и в стиле больше нет разницы. Важно быть хорошим художником, а пол не имеет значения».

Сэм Тейлор из австралийского Мельбурна — тоже в прошлом граффитчик и человек, который, по собственному признанию, изучает письменность различных народов сколько себя помнит. Это отразилось на стиле, в котором он работает, — леттеринг, причем викторианский. Он пожимает плечами при вопросе Men Today о наступлении технологий и появлении роботов-татуировщиков. «Честно говоря, 98 % эскизов я по-прежнему делаю карандашом. Татуировки — это ручная работа, это в них круче всего. Робот не сможет повторить подлинник, особенно учитывая, что каждый тип кожи по-своему особенный и со временем меняется так, как робот не может спрогнозировать». Тейлор заявляет, что несовершенство татуировок — и есть совершенство, ведь оно отражает человеческий характер.

Австралиец замечает, что пол человека и стиль его или ее татуировки больше не связаны друг с другом: «Если ты делаешь тату, чтобы стать мужественнее, то с тобой явно что-то не так. В наше время на девчонках появляются более мрачные рисунки, а на парнях — более мягкие. Всем нравятся разные вещи, ведь мы все разные. Мир был бы довольно дерьмовым местом, если бы было иначе».

Практически все опрошенные нами зарубежные мастера подтвердили, что в мире больше не существует понятия мужской или женской татуировки. Мики Виалетто, как основатель журнала Tattoo Life и человек, который уже много лет проводит важнейший тату-форум, объясняет, что еще 15–20 лет назад существовали журналы о татуировках для мужчин и для женщин, но сейчас он видит одинаковые рисунки на мужчинах и женщинах:

У мужской татуировки в России давние корни: первые свидетельства о наличии подкожных рисунков у язычников-славян относятся еще к Х веку, затем долгое затишье — в конце XIX века ими увлекаются русские моряки и высший свет (император Николай II набивает себе дракона на руке во время путешествия по Японии). Далее почти весь ХХ век татуировки скорее атрибут глубоко неформальной, военной (солдатской или матросской) и тюремной среды. Только в последние 20 с небольшим лет татуировочная индустрия стала обретать нынешний цивилизованный формат: комфортные салоны, авторитетные мастера, качественные материалы и продвинутые инструменты. С холодом в сердце можно вспомнить аппараты конца 90-х — я как-то видел, например, тату-машинку, частично переделанную из советского выжигательного аппарата «Узор-1» и частично из моторчика от детской игрушки — жуткая штука с не менее жутким результатом.

Но настало новое время, и, говоря с российскими мастерами, я высказываю предположение, что распространение лицевых рисунков может быть связано с продвинутыми косметологическими технологиями сведения тату. Мастер полинезийской татуировки Дмитрий Бабахин из Петербурга разносит меня в пух и прах, объясняя, что свести татуировку с лица — это очень долго, дорого и непросто. «Причина такой популярности, конечно, совсем не в медицине, полностью удачных выведений татуировки единицы, а воздействие лазера на лимфосистему и связанные с этим опасности — отдельная тема. Лично мне кажется, что своего рода катализатором здесь выступил формат селфи как таковой. Когда человек презентует себя обществу в селфи-формате, татуировка на лице — идеальный способ показать себя максимально концентрированно».

Тату-мастер Елена Баски добавляет к этому: «Для многих мастеров татуировка на лице до сих пор является табу. Такие татуировки делают только после того, как у человека не остается места в зоне костюма, исключение составляют ритуальные и этнические тату». А Сергей Буслаев вспоминает, что раньше было нормально отказать клиенту, если место или идея татуировки провальны. По его словам, просвещение было важной частью работы татуировщика в прошлом: «Раньше партачков не плодили. А сейчас в деле стало много случайных мастеров — тех, кто пришел сюда просто за деньгами. Перспектива заработать здесь и сейчас для них важнее, чем не зашквариться перед тату-комьюнити».

Дмитрий Бабахин считает, что тюремный стиль если не умер, то конвертировался во что-то другое, новое коммерческое направление, которое, кстати, неплохо продается в крупных городах. Елена Баски замечает, что отдельного русского стиля пока нет, но на индустрию влияют традиции росписи и прикладного искусства.

«Я знаю мастера из Ярославля, который продвигает русскую традиционную татуировку и русский леттеринг. Выглядит очень круто». Сергей Буслаев отказывается признавать смерть тюремных тату и обращает внимание, что русские криминальные татуировки очень популярны, к примеру, в Бразилии. Буслаев отмечает неожиданную сторону российских татуировочных традиций: «Самые яркие и знаменитые мастера тату-мира — это российские и украинские реалисты. Наверное, это связано с нашей культурой и традициями живописи. Возможно, исторически в советской художественной школе больше ценилось умение реалистично отображать мир, нежели выражать свой взгляд на него».

По мнению Сергея, в России реализм сейчас превращается во что-то новое: «Его мешают с другими стилями, и, возможно, на этой почве скоро появится что-то еще. Может быть, это будет смесь граффити и реализма, карандашного стиля и реализма или его же с восточной татуировкой».

Опрошенные Men Today мастера практически единогласно считают, что нет такого стиля, который не приживается в России.

«Мы только дорвались до всей информации, поэтому многие стили чувствуют себя у нас хорошо. Разве что ар-брют не все понимают», — замечает Елена Баски. Сергей Буслаев обращает внимание на еще одну интересную особенность: «В России приживаются все направления — другая проблема в том, что наши очень быстро теряют интерес к новому. Поэтому мы наблюдаем, как многие вечные и крутые направления в нашей стране теряют популярность. Например, я видел пике традиционного стиля. Сейчас то же самое происходит с графикой, мне кажется, что ее ждет та же участь. В целом мода на тату есть, но все очень быстро меняется».

В целом по стране клиентов поровну, но точная пропорция зависит от мастера и его стиля, абсолютного размытия гендерных границ, как на Западе, у нас нет.

Дмитрий Бабахин, 70% клиентов которого мужчины, отмечает, что девушки, по его впечатлениям, более открыты и свободны в плане масштабов и смелее выбирают место рисунка. У Елены Баски мужчин-клиентов всего 20%, и она отмечает интересную особенность: «Я большой упор делаю на перекрытие шрамов. Конечно, девушки идут на него охотнее. Ведь считается, шрам украшает мужчину, а девушки привыкли прятаться. Плюс для многих это тяжелые воспоминания. А когда мы перекрываем эти шрамы чем-то красивым, для них открывается будто новая страница жизни. Это реабилитация не только физическая, но и психологическая».

«Графику, мандалы и все такое больше любят девушки, — считает Сергей Буслаев. — Японскую татуировку практически всегда выбирают только мужчины. Хотя, мне кажется, на девушках она выглядит просто сногсшибательно. Унисекс-тату, на мой взгляд, — это традиционный стиль или леттеринг».

«Покажите мне человека с татуировкой, и я покажу вам человека с интересным прошлым», — писал Джек Лондон в 1883 году. «Две татуировки: одна — "Никаких извинений", другая — "Моногамия губит любовь", — читал Канье Уэст в "No Church in the Wild" спустя почти 130 лет. Как минимум можно сделать вывод, что тату вовсе не мимолетный хайп, но что будет завтра? Аналитики предсказывают по крайней мере двукратный рост салонов по удалению татуировок к 2025 году. Сейчас лидер сожалений, по оценке Dalia Research, Швеция: примерно 38% людей с тату там считают их ошибкой, а меньше всех парятся (кто бы сомневался) итальянцы — всего 15%. Не исключено, что через 5 лет мастера по сведению обойдут в популярности тату-мастеров, но пока индустрия высокохудожественного подкожного рисунка схлопываться не собирается.

Андрей Литвинов, тату-дизайнер с 1991 года

Мастера скептически говорят о сведении, потому что предпочитают бить татуировки, а не сводить. На самом деле ситуация обстоит так: аппараты по сведению тату стоят в основном именно у тату-мастеров (у меня тоже такой есть, но пользуюсь им крайне редко, потому что мало кто приходит с задачей свести татуировку, как правило, приходят с просьбой перебить старую и некачественную на нормальную — это около 40% клиентов). Про опасности, связанные со сведением, сказать не могу: аппараты эти применяются около 10 лет, за это время ни разу не слышал о каких-то серьезных последствиях. Другое дело, что сводится татуировка не за один, иногда и не за 5–7 раз. А это ожог кожи, плюс никогда не знаешь, сколько процедур потребуется, чтобы полностью свести татуировку, — этого никогда нельзя сказать заранее. Иногда выясняется, что до конца она не исчезнет, надо это учитывать. Вряд ли можно говорить о серьезной опасности — скорее о том, что дело долгое и с непрогнозируемым результатом. Наиболее распространенная практика — набивать новую качественную татуировку поверх старой.

Ирина Кравцова, главный врач, врач-косметолог, дерматовенеролог GMTClinic, к. м. н., член Национального общества мезотерапии

Как врач-дерматолог могу сказать, что свести татуировку действительно сложно. Этот процесс не может быть разовым, количество процедур зависит от индивидуальных особенностей человека. Еще зависит от качества краски, от того, какая технология нанесения использовалась, от глубины залегания пигмента. Трудны для сведения татуировки, сделанные более 10 лет назад. Для удаления используются разнообразные лазеры, самым эффективным из которых является пикосекундный лазер. Цена одной процедуры, как правило, приемлемая. Но надо понимать, что потребуется несколько сеансов и это займет какое-то время.

Лазер для удаления татуировок воздействует не на лимфосистему, а на пигмент. Он разрушает его, и далее пигмент удаляется из кожи, а на поверхности формируется корочка. Никаких подтвержденных данных о воздействии лазера на лимфосистему нет. Более опасно будет вообще делать татуировки, так как это может привести к раку кожи! При удалении тату есть опасность ожога, в случае сильного ожога могут остаться рубцы. Если у обладателя татуировки очень смуглая кожа, то может остаться пигментация.

Принимая решение об удалении татуировки, следует понимать, что даже самое современное оборудование не гарантирует 100%-го результата.